Имена Максима и Евгении Арбугаевых – первых якутян, ставших номинантами премии “Оскар” и неделю назад прошедшими по знаменитой “красной дорожке” вместе с мировыми суперзвездами – сегодня у всех на слуху, но немногие знают, как начинали, как достигали первых успехов, через что прошли талантливые брат и сестра.
Мы решили восполнить пробел и нашли в архивах журнала “Журфикс” публикации о Максиме, Евгении и их родителях, воспитавших ребят, которыми сейчас гордится вся Якутия.
Для начала представляем вашему вниманию интервью с Максимом Арбугаевым, вышедшее в 2019 году.
Фильм «Генезис 2.0» получил приз зрительских симпатий на Международном Московском кинофестивале, завоевал Гран-при Сеульского кинофестиваля экологических фильмов и получил специальный приз жюри на фестивале Sundance в США
“Я учился на 3-м курсе и уже работал в сорежиссерстве с человеком, который был номинирован на Оскар, который является президентом Киноакадемии Швейцарии… У нас сложились дружеские отношения, несмотря на то, что разница в возрасте 35 лет”
“Спасибо отцу за то, что сделал прививку к дикой природе. Лет с шести он всюду брал меня с собой: научил меня любить природу и правильно с ней взаимодействовать”
МАКСИМ АРБУГАЕВ – ПРО МАГИЮ, КАЙФ и КИНО
и способность по-настоящему видеть мир
Люди с доброй энергетикой на вес золота. Помните, как в фильме «Служебный роман»: «Мир вращают именно оптимисты». Этот молодой автор, режиссер, документалист, путешественник и, как выяснилось, философ, уже завоевал и признание, и первые награды за свой документальный фильм «Генезис 2.0». При этом сумел сохранить необычайное любопытство и интерес к миру и людям. С Максимом Арбугаевым мы беседовали в ресторанчике «Чочур Муран»: звучала приятная музыка, которая всякий раз менялась от темы разговора. Магия. Впрочем, магия в жизни этого талантливого молодого человека присутствует, если вдуматься, всегда.
– Ваш документальный фильм «Генезис 2.0» имел большой успех. Откуда такая тема – добытчики бивней мамонта?
– История достаточно длинная. В 2012 г. я завершил играть в хоккей…
– Хоккей?
– Да, я долго играл в Высшей лиге. Так вот, летом 2012 г. я приехал с базы, где тренировался, домой, а моя старшая сестра Женя – она фотограф – тогда как раз получила первый проект для National Geographic и должна была снимать охотников на бивни мамонтов. Она предложила поехать с ней в качестве ее ассистента. Кроме того, она же девушка – я не мог отпустить ее одну. Мы провели с сестрой два месяца на острове Ляховский вместе с этими охотниками. У Жени была вторая запасная камера, которая снимала видео, и я решил попробовать поснимать, хотя тогда не понимал, ни что такое драматургия, ни что такое композиция, кадр, звук, видео… А когда мы вернулись, сделал небольшой ролик, и в National Geographic его оценили!
С сестрой Евгенией
– То есть камера в руках оказалась…
– Случайно. И эта случайность переросла в любовь к кино и съемкам. С первого дня, когда я взял камеру в руки, сразу появилось желание снимать, стало очень интересно.
– До этого был опыт?
– Я делал фото, но на любительском уровне. В этом направлении у меня не было никаких планов. Это Женя фотографией профессионально занималась, ну, а я – спортом. А тут я отправил ролик в National Geographic, и они мне за это даже заплатили! В 2013 г. я узнал, что существует такое учебное заведение, как ВГИК в Москве. Подал туда документы и поступил в мастерскую Сергея Валентиновича Мирошниченко – это один из лучших документалистов России.
– Но ведь поступить во ВГИК очень непросто. Как это удалось парню, который снимать начал совсем недавно?
– Поступить туда было, действительно, очень сложно. Там серьезные творческие туры. Их четыре. Было сложно, я не был готов. Но было желание заниматься и, наверное, помогла хватка спортсмена. Я прошел два тура, а на третьем мы шесть часов писали сочинение в форме сценария к фильму. Мне показалось, что я его ужасно написал и, не дожидаясь результатов, вечером того же дня я купил билет и улетел домой в Якутск. А на следующий день после прилета, даже не знаю почему, просыпаюсь в пять утра, захожу в Интернет посмотреть результаты и вижу, что прошел в следующий тур, и следующий экзамен у меня в 11 утра во ВГИКЕ в Москве! А я в Якутске! И тут же, в пять утра, в интернете покупаю билет назад в Москву, потому что благодаря шестичасовой разнице во времени еще могу успеть.
– То есть, прилетел, поспал, посмотрел результаты и полетел обратно?
– Да. Прилетел в Москву налегке, с рюкзаком и скейтом побежал в универ, бегу по коридору и как раз кричат: «Арбугаев!». Вот так, запыхавшийся, я проходил последнее финальное собеседование. Было восемь бюджетных мест, я попал на восьмое.
– Это еще раз доказывает, что сдаваться нельзя никогда.
– Я долго к этому шел, очень хотел там учиться. На 1-ом курсе у нас было задание сделать фильм, используя свой закадровый голос, и я вспомнил про материал, который отснял тогда с Женей. Год спустя сделал короткометражный фильм «Охотники», в котором рассказал историю охотников на бивни мамонта, о своих впечатлениях. Потом стал отправлять его на разные фестивали, и он там довольно успешно прошел. Но главное, мне написал Кристиан Фрай, который предложил снять совместный фильм, и стал со-режиссером и продюсером фильма «Генезис 2.0».
С Кристианом Фраем
В нем ведь история не только про охотников, но и про ученых, которые хотят воскресить вымершие виды. Мы подумали, будет интересно – соединить эти темы и рассказать более глобальную историю о том, что нас ждет впереди, о генетике, о революции в науке, о генной модификации. В фильме каждый отвечал за свой мир. Я – полностью за охотников на бивни мамонтов, простраивал всю драматургию. А Кристиан занимался темой ученых. Потом мы все это вместе собирали на монтажом столе. Я раз семь прилетал к нему в Швейцарию на неделю-две, в общей сложности месяца три там, наверное, прожил. Работа с ним – это большой опыт для меня. Я ведь тогда учился только на 3-м курсе и уже работал в сорежиссерстве с человеком, который был номинирован на Оскар, у которого огромное количество наград, который является президентом Киноакадемии Швейцарии. При этом у нас сложились дружеские отношения, несмотря на то, что разница в возрасте 35 лет.
– А учебе не мешало, что студент Арбугаев отсутствовал по несколько недель?
– Из пяти курсов, я на 2,5, в общей сложности, наверное, не был (смеется). Однажды сам декан уже предложил мне свободное посещение, потому что было много проектов, мы с сестрой и в Индонезии снимали, и в Арктике. Наш декан говорил, что практика в профессии документалиста – самое важное. И для меня практика – это основное. Я многому научился именно «в поле» во время съемок.
– Почему все-таки документалистика, а не художественное кино, учитывая, что это сейчас очень популярно в Якутии?
– Я задавал себе этот вопрос. Мне кажется, это пошло еще тогда, когда я в 10 лет уехал из дома и по сей день приезжаю к родителям только на пару недель.
– Почему так вышло?
– Это спорт, хоккей. У нас в Якутии была сильная команда, мы были чемпионами Сибири и Дальнего Востока. Тренер – Афанасий Владимиров. Я жил хоккеем. Хотел стать новым Павлом Буре. Это была цель. Из Якутии, отобрали четверых – таких же одержимых стать Павлами Буре, отправили в Хабаровск, потому что здесь нет базы. Там до 13 лет я жил в интернате, потом поехал в Москву, где играл в «Крыльях советов». Был только хоккей, хоккей… А в 19 лет я вдруг закончил со всем этим и ушел в кино.
Так вот, с 10 лет мне очень нравилось наблюдать за людьми. Я сменил порядка 6-8 команд, а это всегда новые люди, характеры, атмосфера. За всем этим мне и нравилось наблюдать. Когда с шести лет отец брал меня на рыбалку-охоту по Якутии, мне нравилось наблюдать за природой. Так, наверное, я и выбрал путь документального кино, потому что мне нравится изучать новые миры, места, встречать людей, что-то записывать, размышлять. Документальное кино – то, что мне нравилось в детстве. Игровое кино мне тоже нравится, я люблю его смотреть, но это большой мир, в который я, может быть, приду. У нас, как говорил наш мастер, нет деления: режиссер документального или игрового кино. Есть просто режиссер, который может снимать и то, и другое. Когда мы учились, у нас были задания снимать короткометражные игровые фильмы: и мы их ставили, и билеты продавали, а театральные критики писали рецензии. Работе с актёрами мы тоже учились, в общем.
– Когда стало понятно, что с хоккеем всё, не было сожалений?
– Наоборот. У меня тогда был тяжёлый период, я играл в Оренбурге, а хоккейная база находилась далеко от города, в каком-то промышленном районе. Внутри этой базы было все: гостиница, питание, сам Ледовый дворец, тренажерная. Выходить на улицу не было необходимости: ты мог жить в этом космическом корабле, никуда не выходя. Бывало так, что я неделю его не покидал. И был как растение. То был период какой-то депрессии, переломный момент. Я думал, что вся моя жизнь ограничена в возможностях. Можно сравнить с военными: куда скажут – туда поедешь. В ту неделю отец звал меня на рыбалку, сестра – по странам Европы помочь ей в работе, друзья… А у меня хоккей, хоккей, хоккей… Я понял: что-то не так, жизнь так и пройдет. А хоккейная жизнь короткая – до 30 лет максимум, как в любом большом спорте. И есть риск, что не будет личной жизни, путешествий. Вот с такими мыслями я в то лето вернулся в Якутск. А дальше вы знаете – поехал с сестрой на два месяца на остров снимать. Мне хватило 10 минут, чтобы принять решение ехать с ней. Я позвонил тренеру и сказал, что не вернусь. Так в хоккейной жизни я поставил точку.
– Поразительно. Жизнь сначала.
– Поездка на Новосибирские острова стала для меня кармическим перерождением. Но хоккей много дал мне, что помогает в режиссуре и творчестве. Странное сочетание, когда из спорта уходишь в творчество. Такое редко бывает. Когда я занимался спортом, то учился на тройки, потому что все время был на тренировках. И информационная база у меня была не такая сильная, как у многих моих одногруппников во ВГИК, которые много знали, были начитанными, некоторые, вообще – из семей, связанных с искусством. Первый курс стал для меня сплошным стрессом, потому что надо было догонять. Я брался за книги, много читал, смотрел фильмы. Пять лет я эту базу поднимал, и в итоге ВГИК закончил всего с одной четверкой. Учиться никогда не поздно.
– Что же это за единственная четверка?
– По истории искусств (смеется). Преподаватель проявила принципиальность, я ведь много отсутствовал.
– Ваши герои в фильме «Генезис 2.0» были найдены заранее или появились уже на островах?
– Я знал главного охотника. Он, правда, в фильме немного фигурирует, а с остальными познакомился там, на острове Котельный. Они меня приняли очень хорошо, мы подружились. Прожили с ними два месяца, жили с напарником в палатках, стали такими же охотниками, как они. Ели то же самое, делали такой же объем работы. Всюду ходили с камерой за ними, но сами бивни не копали. На севере, особенно в тех местах – люди другие совсем. Там люди близко друг к другу и всегда готовы помочь. Это суровые места, надо держаться вместе и не допускать конфликтных ситуаций, сохранять дружескую атмосферу. Нам это удалось. Группа была очень хорошая. Мы выполнили больше, чем планировали. Эти люди – они настоящие герои, я считаю.
– По сюжету один из охотников и ученый, который мечтает клонировать мамонта – родные братья. Вы их специально нашли?
– Случайно получилось. В документальном кино есть некая магия, и в данном случае это была именно она. Судьба тебе иногда преподносит такие подарки. Много историй уникальны тем, что произошли случайно. Я только там, на краю земли, узнал, что они братья. И тут же стало понятно – вот он мост, который соединит два этих мира.
– Физически было сложно находиться на этих островах?
– На самом деле, нет. Спасибо отцу за то, что сделал прививку к дикой природе. Лет с шести, когда я был еще совсем маленький, он всюду брал меня с собой. Так развивалась моя самостоятельность: он научил меня любить природу и правильно с ней взаимодействовать.
– Как это – правильно взаимодействовать?
– Уважать. И понимать, как правильно найти себя в этих условиях. Это больше, наверное, к психологическому состоянию относится. Целая философия, в которую я в детстве погрузился.
– На острове, где снимался «Генезис 2.0», просто невероятные виды…
– Да, очень красиво. Поначалу… Знаете, для меня был хороший урок, когда только-только приезжаешь на съемки, видишь все и сразу: «Вау!». Этот период надо запомнить, когда ты впервые видишь красоту места, первые ощущения надо обязательно записать, запомнить именно саму эмоцию.
– Почему?
– Когда долго находишься в такой среде, пусть даже в очень красивой – все приедается. Спустя месяц-полтора, когда у тебя будет ощущение, что все привычно, эти записи помогут вернуться к первым эмоциям. Так снова можно погрузиться в ту эйфорию.
– В отношениях с людьми также?
– Да, но там сложнее. Люди меняются, а природа остается. Вернее, тоже меняется, но не в такой короткий промежуток времени. С людьми сложнее и, возможно, это даже к лучшему, потому что изменения человека во время съемок в документальном кино – и есть драматургия. Зрителю интересно наблюдать за переменами. В начале один, в финале – другой.
Например, история со Спирой в «Генезисе». У него были проблемы с семьей, и зрители видят, как герой меняется, перебарывает себя, борется со своими мыслями, тревогами. В этом плане интересно за людьми наблюдать. Тут и психологом надо быть, прогнозировать, как человек себя поведет.
– Нет искушения, вмешаться и помочь?
– У меня правило: я никогда не вмешиваюсь. Могу где-то направить, но никогда не сделаю так, что стану причиной, что все поменялось. Я могу быть другом, что-то рассказать и посоветовать. Но я никогда не делаю это в корыстных целях, чтобы сюжет был более интересным. Мы не имеем права судить, не имеем права менять. Потому что мы вторглись в чье-то пространство. Я вообще удивляюсь иногда, как люди дают снимать такие искренние интервью, или когда они плачут, когда теряют близких. Они ведь даже не замечают камеры. За что я люблю документальное кино – за особое состояние, когда ты начинаешь погружаться в человеческую историю, это всегда что-то новое, ведь все люди разные…
– Вы сейчас даже руками так водите, будто что-то лепите, как волшебник…
– (смеется).
– Вы столько времени пробыли с охотниками на бивни, а сами нашли?
– За три сезона, пока я там находился, ни разу не нашел бивень, и рад этому. Потому что я верю в старинную примету. Есть поверье, что нельзя собирать бивни мамонтов, люди в старину считали, что это грех, потому что ты забираешь что-то у земли. Бивни принадлежат подземному, подводному быку, который сбрасывает эти рога. Сейчас время изменилось, люди стали их искать. Но это не к добру. Конечно, когда достают бивень, который в земле 30 тысяч лет пролежал, представляешь, как по тундре, в этом минимализме, в тумане шли мамонты… Там ощущаешь себя песчинкой, которую можно легко сдуть. Энергия в тех местах огромная, чарующая, красивая, но серьезная и опасная.
– После посещения таких мест вы ощущаете, что меняетесь сами?
– В каждой съемке ты меняешься, начинаешь по-другому относиться ко всему. Тебя меняет выбранная тема. Создание фильма можно сравнить с вынашиванием ребенка. Ведь фильмы делаются по два-три года. А потом они вылупляются, начинают жить самостоятельно, уходят от тебя и живут на фестивалях. Понятное дело, это тебя меняет и серьезно меняет. Мой последний фильм «Бой», который я закончил буквально пару недель назад – про паралимпийскую сборную по футболу. Игроки все слепые. Я погрузился в мир слепых футболистов, прожил с ними два года, наблюдал. Был на всех соревнованиях, поехал на чемпионат Европы… Я много, что открыл в их мире. Главное – уникальность человека… Вот говорят «люди с ограниченными возможностями». А я считаю, что это люди с неограниченной верой в себя. Они меня мотивировали.
Фильм я отправил на различные фестивали – три откликнулись. Покажем в Бразилии, в Италии и на одном из крупнейших документальных фестивалей России «Флаэртиана».
– Почему фильм называется «Бой»?
– Перед тем, как начать атаку, футболисты должны ее обозначать, чтобы они слышали друг друга. Хотя правильно говорить по-испански «yo voy», что означает: «я иду». А у нас в России адаптировали и говорят: «бой». Когда находишься на площадке, только и слышно «бой, бой, бой»… Но здесь бой – это спорт, жизнь, судьба…
После фестивальных программ я планирую показ в кинотеатрах. Мне очень хочется показать в Якутии, потому что именно здесь лучше всего в прокате прошел «Генезис 2.0». Может быть, потихоньку документальное кино станут чаще показывать на больших экранах.
– Мне кажется, сегодня документалистика – это такая несколько даже элитарная тема.
– Да, можно сказать, что это пока не для всех. У нас есть проблемы с показами документальных фильмов, нет пока такой культуры, как в Европе. В Швейцарии, например, 60% зрителей ходят именно на документальное кино. У нас тоже есть положительные тенденции, зрители постепенно меняются. Есть специальные фестивали. Людям нравится смотреть документалистику, но хорошо снятую, не «на коленке», а такую, над которой долго работали, тщательно монтировали. Кристиан Фрай озвучил очень хорошую мысль: «Страна без документального кино – все равно, что семья без фотоальбома». А представить семью без фотоальбома сложно, иначе это бедная семья, с точки зрения духовных ценностей. Для страны важно поддерживать документалистику, ведь именно такие фильмы показывают время и эпоху, как жили люди. Именно это останется в истории.
– Как вы находите темы?
– Самому себе надо для начала задать вопрос: что тебя волнует, что ты хочешь сказать. Иногда всего одно слово может всплыть в голове, и от него ты будешь отталкиваться, создавая фильм.
– А как был найден «Бой»?
– Друг рассказал про пару влюбленных, которые не видят. Они никогда не видели друг друга, но встретились и женятся. Я решил, что это хорошая тема для короткометражки – особая любовь, и стал изучать эту тему. Случайно наткнулся на футбол слепых. Тут же набрал их тренеру и на следующий день начал снимать.
– Как спортсмены отреагировали на такое внимание?
– Это довольно закрытое сообщество. Было непросто стать частью их команды. Я продумывал, как это сделать, как правильно подобрать слова. Но когда услышал, как они подшучивают друг над другом, стало легче. Бывало, кто-то из них бил мимо ворот, и его напарник ему говорит: «Куда ты бьешь? Ты что, слепой?!». Они не инвалиды, они – обычные люди.
– У фильма «Генезис 2.0» был большой успех, как вы это восприняли?
– Я долго приходил в себя, когда мы получили на фестивале «Санденс» приз за лучшую операторскую работу. Когда я только поступал во ВГИК, не думал, что окажусь на таком фестивале. И на вручение в штат Юта я пригласил родителей и сестру, потому что это был повод побыть с семьей, ведь мы не часто встречаемся все вместе. Я не ожидал, что мы выиграем и отвлекся, с кем-то разговаривал. И тут все начинают меня поздравлять. Я смотрю, на экране написано: «Лучшая операторская работа – Максим Арбугаев и Петер Индерганд, «Генезис 2.0». Вышел на сцену, сказал короткую речь, поблагодарил съемочную группу… Ушел со сцены и пошел в туалет умыться. И вот тут я заплакал. А папа пошел за мной и тоже заплакал… Я долго потом осознавал, что это случилось – мы победили.
Когда я вернулся в Россию, сразу стал снимать «Бой», поэтому на фестивали у меня просто не было времени. Сейчас после «Боя» я снова ушел в два проекта, поэтому, скорее всего, снова не будет времени на поездки.
– Вы сегодня живете в Москве, за новинками якутского кино следите?
– На Московском международном кинофестивале я посмотрел «Надо мною солнце не садится», встречался с якутскими кинематографистами. Всегда слежу за новинками и, вообще, за новостями. Вдруг какая-то тема интересная попадется. Я знаю, что если приеду снимать в Якутию, тут всегда есть люди, готовые поехать в экспедицию на съемки.
– Есть в планах что-то снять и о Якутии?
– Я думаю над этим. Этой зимой поеду в Тикси – туда, где родился. Я бы хотел снять про этот поселок фильм-эссе, размышления о той эпохе, когда там жили мои родители. Это еще до перестройки было. Я родился в 1991 г., а в 1992 они оттуда уже уехали. В первый раз я побывал в Тикси в 7 лет, там много друзей семьи осталось. Вы только подумайте, жило 12 тысяч человек, теперь – 2 тысячи.
С сестрой Женей на Чукотке
– Город, который тает…
– Он застыл во времени. Мне бы хотелось приехать, поснимать истории и рассказать свою. Будет медитативное погружение в то время. Я поеду в сильную пургу, хочу снять заброшенный поселок в этой пурге. А еще с отцом хотелось бы организовать экспедиции и поездить.
– Есть такой жанр – документальный театр, нет желания и в нем поработать?
– Это интересно. Но мне нужно не распыляться. Пока идет кино документальное – будет кино. А если вдохновит какая-то история – может быть, сниму и игровое. А потом – может быть, потом – документальный театр, но пока не планировал. При большом желании можно все. Как сказал один из моих мастеров во ВГИК: главное, чтоб было в кайф. Пока мне в кайф именно документальное кино.
Наталия ЧЕМАШКИНА.
Фото предоставлены родителями героя и из Интернет-источников.
журнал “Журфикс” (август 2019)
Продолжение следует…