С большим удовольствием представляем вниманию наших читателей еще одно эссе о родном языке Лилии Винокуровой, кандидата исторических наук, доцента, ведущего научного сотрудника Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН.
По русски – мама, по-грузински – нана,
А на аварском ласково – баба,
Из сотен слов земли и океана
У этого – особая судьба…
Знакомые с детства строки Расула Гамзатова читали когда-то не только по радио и телевидению, ещё со сцен клубов по всей Якутии. С волнением выговаривали якуты это великое слово – Мама. Этим русским словом уже давно мы зовем самого близкого на земле человека. В немногих семьях ещё обращаются к матерям на истинно якутском: «Ийэ-э!» Но вспоминают о них всегда: «Мин ийэм – мама моя…» И у каждого смягчается голос, светлеет лицо. Ведь у всех на свете есть Мама: у поэтов и правителей, воинов и советников, героев и скромных тружеников в этой жизни. Первое слово, которое потом с тобой всю жизнь, в миг открытия, восторга или нежданной беды. А стихи прекрасны, и почти незаметно, что большой поэт (или его переводчик?) ошибся: по-грузински маму зовут «дэда»…
Эта вечная неизвестность чужого языка! Другой язык – как чужая душа, потемки сплошные. Неспроста в старину на Руси всех, кто не говорил по-русски, называли немцами, то есть немыми. Без моего языка – значит, немой. Неродное наречие кажется странным, некрасивым, даже подозрительным. Но жизнь во все времена требовала языкового понимания – для торговли, заключения союза или объявления войны. Поэтому всегда был нужен толмач. Тюркское слово «тылмач» («тыл маас») означает «перевод», «переводчик», кстати, и по-якутски. Перевели – и речь чужаков стала сразу понятной, намерения ясными. Уходит глухота, растворяются сомнения, начинается человеческое общение. Открывается окно в другой язык, в другое мироздание.
Мама моя боготворила русскую литературу. Книги были главной ценностью в семье. В маленьком деревянном доме тихо гудела печь, мама читала вслух стихи на русском языке. Очень любила Лермонтова. Поэмы «Мцыри» и «Демон» на память большими кусками читала. «Клянусь я первым днём творенья», – звенело от этих слов, и я думала, что это одно цельное русское слово «первыйденьтворения». Позже мама принесла Пастернака: «Приходил по ночам, в синеве ледника от Тамары, парой крыл намечал – где гудеть, где кончаться кошмару»… До сих пор дыхание перехватывает от рокочущей музыки, нарастающего гула прекрасного ужаса…
Было смутное ощущение, детское предчувствие, что Пастернак может звучать Так только на русском языке. Сейчас понимаю, что можно перевести поэзию, пересказать, переложить, но что-то при этом ускользает, предстаёт немного иным. Переводчик великого Данте, поэт Андрей Вознесенский выстраданно обронил: «Лермонтов непереводим». Сам Лермонтов говорил, что мучительно трудно переводить Гёте на русский язык. Как завораживающе филигранны, мелодичны должны быть немецкие оригиналы: собратьев переводят, когда потрясены мастерством. Но даже Лермонтов признал: часть волшебства осталась на другом языке….
Во всей первозданности, наверное, непереводим любой большой поэт. Но сколько красоты создается в ходе самой работы переводчика! Великолепны шекспировские сонеты на якутском языке у Семена Руфова. Поразительно им передан образ Прекрасной Дамы, вдохновлявшей бессмертного британца. Рука тянется к обратному (четвертому по счету!) переводу, чтобы восхититься строками якута о Смуглой леди: «тэтэркэйинэн дьадайа». Акварельно нежна и прозрачна строка на якутском: «скудея румянцем» – о бледности щек любимой женщины. Произошла новая «перегонка» через сердце: по маршаковским русским строкам якутский поэт озвучил на родном языке Шекспира. И через шесть веков я плачу над строкою, в которой слышен живой вздох, искрится чувство, которому нет тлена…
Сколько радости приносит осознание красоты живущих языков, внутреннего смысла разных культур! Как хочется, чтобы все больше людей знали мой якутский язык. Чтобы слышали, сколько в нем пронзительной точности, отшлифованной веками мудрости, скрытой силы. Древний мой язык, примыкающий к праязыкам, понятный миллионам людей. Тихо теряющий своих хранителей: по переписи 2010 года около 28 тысяч якутов признались, что на родном языке не говорят. В минуту торжества или горя они уже не расслышат голоса охраняющих предков. 30 лет назад таких было ровно в два раза меньше.
Но на якутском языке еще говорят сотни тысяч человек на этой земле! И не все они якуты по крови, потому что язык долгое время царствовал в просторном краю, был домашним, родным для многих. Вдоль ленских берегов и у Студеного моря столько ещё синеглазых якутов по языку и культуре. Якутский язык понимали тундровики и ямщики, пашенные крестьяне и писари, он был лингва франка чиновников, торговцев и православных священников. Язык братства людей, живущих под Полярной звездой: столетиями на возглас «Догор!» оборачивалась вся Якутия.
Порой мне кажется, что наш язык в своей судьбе сродни литовскому. Живущий в устах почти трёх миллионов литовцев всего мира язык содержит архаичные формы языков индоевропейской семьи. Его уникальность заключается в том, что он считается «эталонным» для исторической лингвистики. Этимологи сверяют по нему свои реконструкции при восстановлении древнейших общеиндоевропейских праформ. В литовском почти всегда найдется сходное, совпадающие или близкое по значению слово. Якутский несёт в себе знаки старинного тюркоязычия: от Дарданелл до моря Лаптевых до сих пор живут миллионы людей люди, начинающие счёт от «бир» и «икки». Одинаково или очень знакомо звучат луна и снег, береста и вода, звезда и дорога – слова, родившиеся в незапамятные времена. А в архаичном чувашском и в якутском языках солнце не «светит», а «смотрит» – в память о живом Солнце, милостиво глядящем на своих подданных! Такие древние, такие разные на лицо, далекие друг от друга по привычкам и укладу жизни народы, но каждую весну вдоль Реки Жизни идут, взявшись за руки, вечно юные Кыыс и Уол. Народы и страны, хранящие музыку тюркской речи – мы действительно долгое, звёздное языковое эхо друг друга.
Сегодня в мире правит бал английский язык. На нем общается Всемирная паутина – Интернет. На английском пишут, читают, играют, поют, а главное, на нём обучают в садах и в школах миллионы детей. И не только природных англичан. Эти будут мечтать, творить и плакать на английском всю жизнь. Но судьба вознесла английский язык на вершины мира не сразу. Было время, когда он был языком второсортным, презираемым языком простолюдинов – в эпоху норманнского завоевания Англии. Как и везде, победившие пришельцы считали язык коренного населения отсталым и некультурным. Власть и Закон говорили на нормандском языке и на латыни.
Через триста пет после завоевания Англии Вильгельмом Первым – в 1362 году – английский король Эдуард Третий произнес свою тронную речь по-английски. И сразу же, в том году, заседание английского парламента открылось на английском языке. До этого триста лет элита говорила на языке завоевателей! Триста лет английский язык умирал и триста лет боролся за право жить. Король и парламент заговорили по-английски, но прошло еще сто лет, прежде чем английский язык вернулся в школы. Четыре века простые англичане упрямо разговаривали со своими детьми на языке, на котором нельзя было получить образование или сделать карьеру…
Смешные люди, сегодня мы платим немалые деньги за курсы и репетиторов, чтобы дети говорили на английском и китайском. Разговариваем с малышами на чужих языках – «чтобы быстрее освоили». Нам лень рассказать ребёнку старинную сказку на якутском языке. Некогда спеть колыбельную, объяснить затейливое предание – проще включить телевизор или вложить в руки гаджет. Дети умные, они улавливают наши слабость и лень. Грустно, но каждую осень будут сотни отказов от уроков родного языка. Молодые родители нередко говорят: «Зачем? На нём не обучают в университетах, он не нужен для успешной карьеры».
Мелодия якутской речи – часть евразийской полифонии, возможность уловить смыслы в общении с миллионами. Лишая малыша родного якутского, мы так легко выбиваем из-под его ног и этот мостик. Но прежде всего мы стираем пароли к родной культуре, к зашифрованному в якутском языке посланию предков. Ведь язык – драгоценный многослойный текст, тысячелетнее Знание, практическая инструкция для потомков, закодированная в сказках, загадках, в шутливых скороговорках, в тысячах строк олонхо. Наша первая опора и защита, убежище в минуты слабости, пространство нашего ликования, бесценное и бесплатное наше сокровище, до конца непознанное и всегда неожиданное в своих гранях и открытиях, бездонное в своих ресурсах. Мир якутского языка – ещё живой, ещё светящийся в ожидании новых душ и сердец, новых посвященных в него.
В девяностых годах прошлого века в нашей школе за факультативы якутского языка из родителей первыми и больше всех выступали мамы – не якутки… Русские, украинки, кореянки, немки, еврейки считали, что их дети не должны упускать возможности быстро и бесплатно овладеть языком хотя бы на уровне разговорного. Дочери больших народов быстрее поняли, что второй или третий язык в меняющемся мире не прихоть, а необходимость. Неродной, дополнительный язык – это кирпичик в здание образованности, оружие в будущей профессии, карьере, бизнесе. Мамы-якутки равнодушно или боязливо (страшно же выглядеть выпячивающей свой язык националисткой!) пожимали плечами. А дети всегда согласны не учить Лишнего… И только повзрослев, они предъявят родителям запоздавший счёт: за что и почему. Почему так бездумно лишили возможности слышать, читать и общаться на родном языке? За что приходится на далеких перекрестках чужих культур краснеть за свою глухоту к родной речи? Походя, ограбить собственных детей, урезав их знания и культурные корни – это мы умеем…
Мы опережаем даже неумолимое Время, тот день, когда на Земле настанет день, когда останется последний якут. Как и сотни других народов в Срединном мире, уйдем и мы когда-нибудь. И с нами уйдет наш язык. Язык, в котором жили люди и духи, красота и безобразие, труд и безделье, мечта и тоска. Исчезнет мир, в котором жили наши предки с их простыми и понятными даже ребенку правилами жизни. С их нормами поведения, которые помогли им стать народом высокой терпимости и молчаливой любви к ближнему. Их ценности заслуживают внимания – они сформированы тысячелетней историей людей, не просто выживших в малопригодном для процветания краю, уважительно приручивших суровую природу, научивших своих детей любить эту землю. Людей, которые дыханием своим согрели, очеловечили бескрайнюю неласковую тайгу, оставив на стоянках у безлюдных дорог сухую вязанку дров и огниво. Чтобы тот, кого они никогда не увидят, однажды в непогоду и холод мог спастись теплом очага.
Что является ценностью и божеством для ряда живущих сегодня культур? Деньги. Труд, здоровье, красота, вся жизнь иных людей – все во имя их, денег. Успех определяется тоже ими – за сколько продал труд, талант, красоту. Последнюю продают особенно охотно и не всегда свою, а красоту наследства предков, секреты мастерства или неизреченную тайну сказаний. Свои или чужие могут спросить: Сколько ты стоишь? Пару-другую миллионов «деревянных» или «зеленых», плюс депозиты и акции, плюс недвижимость под чужим небом. Может, стоишь чуть больше или дешевле соседа. Или ты стоишь зарплату минус расходы, то есть ты ничего не стоишь…
Интересная вещь: в древнейшем из тюркских языков, на якутском языке, деньги звучат как «харчы». Глаголы образуются от них же: «харчылыыр» – снабдить деньгами, «харчылаhа» – в поисках денег. На русском языке есть выражение «харчеваться», в смысле найти пропитание. Русские деньги зарабатывают, англичане делают – «to make money», и только якуты… убивают деньги. Так дословно и звучит якутская версия слов «зарабатывать» – «харчы елере», убивать деньги. Простое словосочетание, но столько в нём чисто якутской иронии и глубинного общечеловеческого смысла. Действительно, деньги надо убивать. Снимать с них шкурки, одеть женщин. Сварить мясо, накормить детей и стариков. А жить нужно – для Другого.
Лилия Винокурова.
В оформлении использована картина Анны Осиповой “Алгыс”, 2020
Первое эссе автора, опубликованное на сайте jour-ykt.ru, можно прочитать по ссылке:
https://jour-ykt.ru/2023/10/23/tam-prostor-i-sinee-nebo-esse-o-rodnom-yazyke/ | jour-ykt